Покемоны отдыхают!
Автор Саша Канес.
Вячеслав Михайлович Сосновский электрическую плиту ненавидел. На его старой квартире использовался газ, и, хотя от плиты временами слегка пованивало, но иметь дело с конфорками было куда проще. Голубоватый огонёк в той старой плите можно было моментально зажечь, уменьшить, выключить. И это казалось естественным. А с электрической плитой были одни проблемы: когда спешишь, не хватает терпения дождаться, пока конфорка нагреется. Зато, стоит отойти к телефонному звонку, как всё сгорает к чёртовой матери. Обжечься о раскалённую конфорку можно и через десять минут после того, как плита была уже выключена. А последнее время плюс к этому всему начали гореть предохранители. Вот и сегодня элементарная варка пельменей превратилась долгую и нудную пытку. Немедленно после закипания воды плита вырубилась, и Вячеслав Михайлович вызвал электрика из ЖЭКа. Сидя на колченогой табуретке, он то и дело поправлял на носу очки и переводил взгляд поочерёдно с циферблата кухонных часов на дымящуюся кастрюлю с погибающими пельменями. Долгожданный звонок в дверь прозвучал резко и нетерпеливо. Электрик Лёха презрительно окинул нетрезвым взглядом открывшего ему дверь хозяина квартиры и, бесцеремонно отодвинув Сосновского плечом, двинулся на кухню.
— Ну!? – хрипло проговорил электрик, гадливо осматривая плиту.
— Во-первых, здравствуйте! – Сосновский робко попытался привести беседу в нормальное русло.
— Ну, здрассте, — Лёха без разрешения закурил вонючую сигарету. — Чё у Вас опять?
— То же, что и в прошлый раз.
— А в прошлый раз чё? У меня здесь двести квартир. Чё, я про их всех помнить должен?
— У меня, вот, электроплита… — робко начал Вячеслав Михайлович.
— Понятно, не керосинка! – перебил его Лёха.
Электрик тупо уставился на плиту.
— Вот, пельмени только закипели, и она опять вырубилась!
— Да, чё Вы говорите! Они ж все посваривались уже, повсплывали! — возмущённый гегемон ткнул грязным пальцем прямо в кастрюлю. – О! Одна уже разварилась даже... пельменя эта!
— Чёрт с ней с пельменей! – не сдержал своего раздражения и Сосновский. — Плита-то вырубилась!
— Значит, предохранитель не выдержал! Не рассчитанные оне, столько перенапрягаться! – поучал Лёха. — Это сколько кипятить надо, чтобы пельменя так расползлась? А вона и вторая щас расползётся. Нет, нельзя так елестрическую систему мучить, нельзя!
Понимая, к чему клонит мерзкий вымогатель, Вячеслав Михайлович достал десять рублей и протянул мятую бумажку нетрезвому работнику ЖЭКа:
— Я вас умоляю Лёша…
— Алексей Петрович — я! – произнёс гегемон, гордо оттопырив нижнюю губу с налипшим на ней окурком.
— Я вас умоляю, Алексей Петрович, — Сосновский густо покраснел. — Не рассказывайте мне, что плита и вообще вся наша электрическая сеть не могут выдержать варки килограмма пельменей «Доброед».
— Но не выдержало же! – ухмыльнулся Лёха.
— А можно сделать, чтоб выдерживало!?
Лёха глубоко затянулся едким дымом и, выпустив смрадные клубы из ноздрей, произнёс многозначительно:
— Импортная плита-то!
Сосновский достал ещё одну десятку:
— Ну!?
Алексей Петрович без видимого удовольствия взял деньги. Кряхтя, он опустился на карачки и долго выковыривал предохранитель из блока питания плиты.
— Вот видите, сгорел! – На обозрение Сосновскому был представлен маленький керамический предохранитель, то ли обгоревший, то ли испачканный грязными заскорузлыми пальцами электрика.
— Так это ж Вы мне его два дня назад ставили, Алексей Петрович! – в душе Вячеслава Михайловича вскипало возмущение.
— А чё проку-то, они все плохие, к нам только на пятнадцать амперов привозят, а у вас тут все тридцать ставить надо! – популярно объяснил тот. — Идите, покупайте, а я поставлю.
— Да, где ж я его сейчас куплю? Уже все магазины закрыты!
— А от меня Вы чё хотите!? – раздражению Лёхи не было предела. - Прям странно мне! Я что ли его покупать должен!?
— Я же заплатил… — воскликнул, было Сосновский, но с тоской посмотрев в Лёхино лицо, понял безвыходность своего положения. — Ну, то есть ещё заплачу!
Лёха выплюнул прямо на пол замусоленный окурок, придавил его грязным ботинком и вынул из кармана ещё одну заляпанную фитюльку. Орясина его приняла строгое выражение:
— Он, такой, пятьдесят рублей стоит!
Вячеслав Михайлович вывернул карманы и, трясясь от негодования, сунул в лапу ненасытного электрика очередную порцию денег:
— Возьмите, пожалуйста!
— Чё это такое значит – возьмите!? – изобразил из себя оскорблённую невинность Алексей Петрович. — Я, конечно, возьму! Я человек рабочий! Этими вот руками на вас на всех горбачусь! – он сунул в нос Сосновскому никогда не мытую пятерню, которой только что затолкал гонорар в карман брезентовых штанов. — А вы завтра пойдёте и купите! А свой, энтот, тоиссь, я потом назад заберу! Он мой, для работы тоис-сь!
Изобразив всем своим организмом неимоверное напряжение сил, он затолкал электрическую деталь в блок питания плиты. Затем встал и повлёкся к дверям, бурча себе под нос гадости в адрес хозяина дома:
— Ишь ты — возьмите! Никакого стыда у людей! Совсем уже охамели! Интеллигенция! Дожились! Сами плиты жгут, а мне – возьмите!
— Всего вам доброго! – Вячеслав Михайлович со всей силы захлопнул входную дверь и крикнул вглубь квартиры, обращаясь к погруженному в телевизор сыну. - Сашка! Пельмени будешь?
— Буду! – ответил тот не сразу. - Но, когда мать придет! У меня сейчас «Покемоны»! Как кончатся, я перемещусь на кухню!
Словно по Сашиной заявке именно в этот момент в двери зашевелился ключ, и Алина Сергеевна Сосновская собственной персоной появилась на пороге. Муж помог ей снять мокрый плащ и повесил его на вешалку.
— Жуткая гроза, я такой на своём веку не помню, — проговорила женщина усталым голосом. — Страсть господня! Ну, что он сейчас делает?
— Он – это…
— Он – это Сосновский Александр Вячеславович, наш дорогой сын!
— Смотрит «Покемонов», сорок седьмую серию. Пельмени будешь?
— Буду, потом. А «Покемоны» — это кто?
Сосновский-отец аж всплеснул руками:
— С Луны свалилась, дорогая? Аббревиатура с английского «Pocket Monsters» — карманные монстры.
— И что они делают, эти монстры? – Алина Сергеевна голосом изобразила заинтересованность в современной мультипликации.
Муж пожал плечами:
— Ничего не делают! В смысле, разумного ничего! Кричат: «Пика, пика, пика!» и бегают, иногда дерутся, когда их стравливают.
— Кто же их стравливает, болезных?
Сосновский- старший вновь изобразил недоумение:
— Какие-то дебилы малолетние. Пойди, посмотри, если тебе интересен духовный мир ребёнка. Ты что, действительно о них не слышала?
Сосновская решительно двинулась из коридора в гостиную, откуда раздавалось нечленораздельное повизгивание действующих мульт персонажей и бесстрастное бормотание переводчика-синхрониста.
— Сейчас посмотрю, но быстро вернусь, если не понравится.
— Боюсь, и впрямь не понравится.
Сосновский едва успел пройти на кухню, налить себе в кружку пива и задумчиво отхлёбнуть глоток-другой, как супруга возвратилась к нему.
— Ну? – спросил он её.
— Он моего прихода даже не заметил. Вперился в экран, как загипнотизированный. А это «покемонство» ещё хуже, чем я думала.
— Да, не «Пластилиновая Ворона» и не «Простоквашино».
— «Пластилиновую Ворону» он тоже с удовольствием смотрел, смеялся.
— Но «Пластилиновая Ворона» не может иметь сорок семь серий. А эта халтура потенциально бесконечна – сюжета нет вовсе, а компьютерная картинка одна на пять минут действия. Ротик, знай себе, криви, да ножками перебирай, вот пол серии и сделано. Америка уже вся с ума сошла от этой пакости. Ни курточки, ни портфельчика там теперь без какого-нибудь ублюдочного «покемончика» не продать! – тон Евгения Михайловича стал прямо-таки патетическим. — Помнишь, мы недавно читали сборник Татьяны Толстой «ДЕНЬ». Так ей там, помнится, не угодил национальный Американский грызун Микки Маус. Теперь этого несчастного мыша сжирает жёлтый японский «Пикачу»!
— Так это убожество — японское?
— Да! С ориентацией на американский рынок. Говорят, что когда репортёры начали японского атташе по вопросам культуры в Вашингтоне этими «покемонами» попрекать, тот отбрехался: отстаньте, дескать, уважаемые! Это не ко мне, это к военному атташе вопросы. «Покемоны» не есть субъект культуры, «Покемоны» — это пусть запоздалый, но суровый ответ Японии на ядерные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки! – закончив спич, Сосновский демонически захохотал.
— Пива уже сколько выпил? – улыбнулась супруга. — А, дорогой!?
— Причём тут пиво, Алиночка!? – посерьёзнел Вячеслав Михайлович. — Он начал врать и изворачиваться!
— Что-то новое случилось, Славочка? Рассказывай!
— Ты помнишь, я ему две недели назад поставил условие, покупаю ему горный велосипед, если он прочитывает «Белый Клык»?
— Конечно. Он вроде бы очень воодушевился. И что!?
— Это до чего дошло, подумай!? Мой любимый писатель, Джек Лондон! Чтобы почитать его книги, я в библиотеке имени Покорителей Целины по два месяца в очереди стоял! Так вот, а нашего сегодня спрашиваю, прочитал? Да, говорит, от корки до корки. Решил я его, Алиночка, проэкзаменовать.
— Ну и правильно!
Сосновский покачал головой:
— Ты дальше слушай! Ну-ка расскажи, спрашиваю, о чём книга-то? Про собаку, говорит, книга.
— Уже хорошо! – робко улыбнулась Алина Сергеевна.
— И я думаю – хорошо! По наивности своей, но допрос свой продолжаю. А что с собакой-то этой происходит, спрашиваю. Он, артист, весь посуровел, в глазах слёзы блестят. Страшная жизнь у собаки была, говорит, беспросветная. Рассказывать, говорит, сил нет, боюсь не сдержаться, зареветь, не по-мужски это. Ничего, говорю, сынок, это не стыдно, у самого в детстве вся подушка была мокрая, когда эту книгу читал. А чем закончилось-то, Сашку спрашиваю. Тут он уже и впрямь рыдает, по велосипеду, видать, зубами скрипит, и меня эдак, как обухом по башке, ошарашивает: утопил таки Белого Клыка подлец Герасим, не простил холоп, что тот барыню крепостницу на глазах у шерифа и индейцев сгрыз! Усадил пса в пирогу, зверюга, крестным знамением себя осенил, замычал… дескать… Аллах акбар! Это православный-то немой! И только круги по воде! – Евгений Михайлович достал из холодильника ещё одну бутылку пива и открыл её, глядя на заходящуюся в припадке истерического смеха жену.
— А почему ему при этом дозволено смотреть телевизор? – поинтересовалась Алина Сергеевна. — Потому что велосипеда он и так уже не получит, как не выполнивший условий договора, а компьютера лишён на три дня в качестве наказания за враньё. Отправить его на улицу гулять в такую позднотищу, да ещё в грозу не реально, я ему отец, всё-таки. А лишить его ещё и телевизора – это второе наказание за один и тот же проступок. Педагогическая наука запрещает это делать. Вот так! – наполнив кружку, Сосновский подошёл к окну, за которым сверкали молнии.
От раскатов грома дребезжали стёкла в деревянных уже начинающих облупляться оконных рамах. Сосновская задумчиво следила глазами за мужем и вдруг, неожиданно резко, выкрикнула:
— Да, чёрт побери всю эту педагогическую науку, — она встала и скрылась в коридоре, откуда вышла затем со стопкой книг, которую швырнула на стол. — Я, ты думаешь, что по магазинам после работы шлялась!? Нет, я к подруге в пединститут ездила и наводила справки! Отлей-ка от себя пива, а то лопнешь!
— Не лопну! Вот тебе другая бутылка, — он ещё раз слазил в холодильник. - Какие ещё справки! О чём?
— Не о чём, а о ком! Об этих… — Алина Сергеевна поставила свой стакан прямо на стопку разношёрстных томов. - О гигантах педагогической мысли.
Она, вдруг, задумалась. Кстати, ты представляешь, она недавно в подземном переходе на Курской, Славку Неводцева встретила. Он там побирался. Катька говорит, что он стал настоящим бомжом — такой жирный, обрюзгший, вонючий… А ведь парнем был довольно симпатичным… надежды какие-то подавал… Жалко его.
При упоминании бывшего институтского одногруппника Вячеслав Михайлович поморщился.
— Ну, ну! А, вот, по моему мнению, честно говоря, именно этого и следовало, от него ожидать! А, ведь, ты, помнится, еще думала-решала, кого из нас двоих в помощники брать… на реставрационные работы!
— Перестань, Славка! Ты же знаешь, я только для виду тогда задумалась, чтобы ему так обидно не было! К тому же, кто мог знать, что к обеду мы с тобой уже поженимся!
Чтобы придать своим словам побольше правдоподобия, Алина Сергеевна обняла и поцеловала мужа. Тот хотел что-то сказать, но махнул рукой и передумал.
— Хрен с ним с Неводцевым! Рассказывай, что же ты обнаружила?
— Давай по порядку. Я тебе тут целый доклад подготовила, – сделав большой глоток, она вытащила объёмистый том и начала зачитывать содержимое вложенного в него рукописного листочка. — Итак, Джек Спайк, «Воспитание в семье»…
— Постоянно читаю, умная книга…
Сосновская, повысив голос, перебила мужа:
— Сам автор имел двух сыновей. Один покончил с собой в возрасте четырнадцати лет, другой с шестнадцати безвылазно в психиатрической больнице… Имени своего не помнит, и отца к себе не подпускает, бьётся при виде его в судорогах.
— Хм-м-м!
— Дальше! Симона Жерарди. « Моя профессия – мать! »
— Ну, здесь-то я уверен… — Вячеслав Михайлович улыбнулся. — Мы же с тобой недавно читали,... и чувство юмора у неё замечательное…
Но жена вновь перебила его:
— С бывшим своим мужем Симона, как выяснилось, прожила в любви и согласии аж полтора месяца. Он по сей день живёт в Амстердаме и держит магазинчик по розничной торговле лёгкими наркотиками и порнографическими изданиями. Её единственная дочь никогда отца не видела, а с матерью не разговаривала с одиннадцати лет. С тринадцати лет девочка курила марихуану, а в четырнадцать начала сожительствовать с одноногим хорватским цыганом, изгнанным соплеменниками из табора за лиходейство. При его полной моральной поддержке к пятнадцати годам стала приторговывать своим телом и перешла на героин. А в день собственного шестнадцатилетия, ровно через три месяца после выхода в свет педагогического бестселлера матери, дочь Симоны Жерарди, объединив усилия со своим пятидесятивосьмилетним сожителем, задушила родную мать на собственной кухне проводом от кофеварки.
— Ы-ы-ы!.. М-м!..
— Дальше! Ямомото Натикая. « Наедине с сыном», — она вытаскивала книжки одну за другой.
— Ну, здесь уже я просто…
Здесь уже заулыбалась Алина Сергеевна:
— Не волнуйся, здесь все, куда ни шло! У Натикая-сан и впрямь особых проблем в жизни не было, просто … у него никогда не было детей, и он не состоял в браке. Книгу свою от написал, сидя в тюрьме, где отбывал пятилетний срок заключения за совращение малолетних, но за примерное поведение был досрочно освобождён, поэтому мы, собственно, так и не дождались второго тома.
— А на свободе он писать не может?
— Боюсь, что он слишком занят! – она вновь обратилась к закладке. — После освобождения господин Ямомото успешно (!) перенёс операцию по смене пола, и в настоящее время выступает с трансвестит-шоу в одном из тех отелей Бангкока, где редко останавливаются солидные бизнесмены, — она сделала значительную паузу. — Уж с чьим сыном он был наедине?
— Слава богу, что не с нашим!
— Продолжаю дальше! Милена Поспишилова. «С надеждой, верой и любовью.» Тут, Женя, полный привет! С четырнадцати лет она, прихватив аккордеон отца …
— Нет! Хватит! – Вячеслава Михайловича душил нервный смех. — Про аккордеон я уже не перенесу!..
— А зря! Насколько я смогла понять, мы с тобой в этих вопросах ещё очень наивны и не развиты. А она, представляешь, брала этот аккордеон и…
— Умоляю, хватит!
Алина Сергеевна бросила последний томик и как-то вдруг сделалась совсем грустной:
— Знаешь, я иногда думаю, что если бы он был нашим вторым ребёнком, то всё было бы намного проще. Старший брат или сестра зачастую объяснят, что такое хорошо, а что такое плохо, лучше, чем родители, да и авторитет старшего … ну, не то, чтобы выше родительского, но другой… Понимаешь?
— Да, может быть, ты права, — пожал плечами её супруг. - Но тогда мы всё это имели бы с первым или с первой.
— Мы тогда были моложе, и, может, по другому смотрели бы на всё, да тогда и «покемоновщины» всей этой в помине не было, — она печально помолчала. - Да, помню, помню я всё, понимаю, что тогда это всё было невозможно, ни жилья своего, ни денег не было, но, всё же… — сделав ещё одну паузу, она заглянула в кастрюльку с пельменями. - Слушай, включи конфорку, они не доварились, мне кажется.
Опубликовано 20 июля 2016 года
Продолжение следует...
Также по этой теме:
style="display:inline-block;width:468px;height:60px"
data-ad-client="ca-pub-9339256050352172"
data-ad-slot="8225109043">